Институт Рукописей НАН Азербайджана

Юсиф Везир.
Баку, 13 июля 1907 г.

Юношеская любовь (из дневника Юсифа Везира Чеменземинли) (усл)

1904 году декабре месяце, вернулся из училища. Вдруг одна высокого роста барышня, своим добрым выражением лица обратила мое внимание на себя. Окутавшись в шаль она стояла на балконе. На первый взгляд она казалась мне ангелом небесным [л. 62а] с темными как ночь локонами и белою девственною грудью. Она, как потом узнал, была дочь казачьего офицера, приехавшего по делам службы к нам в Шушу. Ее звали Ольгой. Фамилия их и теперь остается мне неизвестной. Как в захолустье, приезд ее дал сильный толчок местным ученикам. Последние толпою прохаживали под балконом, любуясь чудесной фигурой приезжей. Скоро все привыкли и перестали смотреть на нее так удивительно, но один только я не переставал и все прохаживал под балконом, бросая на нее пристальный взгляд.Не смотря на то, что она ходила всегда с казаком, я все таки [л. 62 б] следовал по ее стопам. Куда бы она не ходила, я за нею. Я был влюблен безумно. Ни холод, ни голод, ни усталость не действовали на меня. Выходил из дому рано утром, переодеваясь чисто и поправляясь долго перед зеркалом. Увидя на далеком разстоянии Олечкин балкон, я машинально оборачивал лицо туда. Когда она была на балконе, я сильно радовался, лицо мое сияло торжественно. А когда ее не было там, сердце как-то покрывалось туманом, грустило, скорбело. Случалось, в день до двадцати раз прохаживал по одной и той же улице, вглядывался в Олечкино окошечко в ребяческой надежде видеть ее. Бывало, она стоит [л. 63 а] на балконе, а я на улице. Ночь тиха и ясна. Луна мило смотрит за высокими домами. Я смотрю на нее, а она на меня. Видно она прочитает в моем лице то, что кроется в моем сердце. Я собрался говорить с нею о знакомстве, но не смог. Сердцебиение, стук в ушах отнимали мою смелость. При виде ея милое личико я забывал все мое страдание, все мои слезы, которых пролил ради нея. Удалялся на несколько шагов от балкона, опять вызывало в моем сердце грусть. Я раскаивался, почему не говорил с нею, поэтому вооружался больше мужеством и возвращался опять туда. И каждый раз ея фигура заставляла меня забывать зазубренные [л. 63 б.] фразы. Хотя с нею словесно не объяснялись, но объяснялись часто милыми разжигательными улыбками. При встрече на базаре, я стоял сам не свой. Моментальное изменение в выражении лица, мгновенное смущение говорили товарищам о моей любви. Они любили дразнить меня говоря: «Вот она! Вот она!» Любовь моя так продолжалась пять месяцев. Я сколько бы не старался, но не мог познакомиться с нею, потому что негде было знакомиться, и на улице было не ловко. Приходишь домой. Ничего не интересует тебя, ничто не клеится. Семейные разговоры не удовлетворяют, [л. 64 а] а наоборот вызывают ненависть к ним. Они кажутся чем то страшными, чем то надоедливыми. Кто говорил лишнее, тот получал достойное наказание: или выбросил вон или заставил замолчать. Такова была моя домашняя жизнь. Брал из библиотеки кое-какие романы для изучения любовных объяснений, конечно. И книги не охотно прочитывались: на страницах ея показывался и машинально исчезал портрет Олечки с ея красной вдохновенной шляпочкой и слезы крупными каплями текли по лицу. Я думал найти спасение в молитве. Щедро орошал [л. 64 б.] слезами священную глину во время ежедневных намазов. И это не помогло, все не мог знакомиться.Пришла зима седая со своими холодами и приятными пушистыми снегами, исчезла и румяность на щеках прекрасных барышен. Пришли долгие вечера и сладось звучных вольных песен, утешающие разбитые любовью сердца. Настала весна со всей своей прелестью и красой. Снег тает, ручейки бегут. Солнце смелее греет землю. Травка растет, травка зеленеет и в сердце влюбленного возбуждается любовь. Она с сильным жаром охватывает его, осыпая страдания и скорбь.[л. 65 а.] Расцвели фиалки и первоцвет. Но для чего? Видно для влюбленных, любви, чтобы тесно связывать людей и дать им в этой связи только счастье, способность, разум. Польза человечеству, благо будущему поколению. Показать путь к цели – наслаждение тихой семейной жизни: наслаждение семейного рая, сладость труда и заботы ради других живых, как для людей, так и для животных.Но я был далек от этого. Я был лишен этого ради удовольствий. Единственным утешением являлось бросание букетов фиалок [л. 65 б.] на балкон, чтобы ее окружали там цветы.Стоял апрель. Небо было ясно. Слабые лучи покатившегося солнца освещали верхушки крыш. Кругом царила тишина, тишина гробовая, печальная. Все эти явления предвещали что-то грустное. Улицы Шуши были пусты, стоял только казенный фаэтон у Олечкиной квартиры. Исчезали постоянно слабые лучи. И еще минуту спустя солнце спряталось за горой. Настал вечер и начали блистать тусклые огоньки в домах. Электрическое освещение щедро бросало свет во все стороны на улицах. Везде светло и весело, а только в окошечке Олечкиной спальни темно и скучно. Балкон пуст и [л. 66 а] и грустен. Ольга уехала… Она исчезла навсегда, оставив на глазах моих слезы и в душе грусть.Прошло еще несколько месяцев и мне пришлось проходить опять по той улице, где когда-то жила моя Олечка. Взор мой остановился на одном доме. Высокие почерневшие от дыма стены, полуразвалившие окошки, на месте балкона виднелись три ржавые железные бревна, на развалинах стен кой-где торчали, в плачевном состоянии, стенные печки. На месте прежней чудесной лестницы находилась куча камней…Это был дом, где жила Олечка, с балконом, который занимает в воспоминании выдающееся место.

Ю.Везиров.